| омикрон | Date: Monday, 05.07.2010, 15:41 | Message # 1 |
 40 лвл
Group: Администраторы
Messages: 240
Status: Offline
| Клацнув затвором, спешившийся немец повелительно крикнул что-то и,
разбрасывая длинные полы шинели, пошел по дороге. Карабин он держал на
изготовку, прикладом под мышкой. Ивановский понемногу отпускал под собой
планку гранаты и беззвучно твердил, как молитву: "Ну иди же, иди..." Он
ждал, весь превратись в живое воплощение Великого ожидания, на другое он
уже был не способен. Он не мог добросить до него гранату, он мог только
взорвать его вместе с собой.
Однако этот обозник, видать, был не из храбрых и шел к нему так
осторожно, что казалось, вот-вот повернет назад. И все-таки он
приближался. Ивановский уже различал небритое, какое-то заспанное его
лицо, встревоженный взгляд, заиндевелые пуговицы его шинели. Однако, не
дойдя до Ивановского, он снова прокричал что-то и остановился. В следующее
мгновение лейтенант сам едва не вскричал от обиды, увидев, как немец
поднимает к плечу карабин и прицеливается. Целился он неумело,
старательно, ствол карабина долго ходил из стороны в сторону; напарник его
все говорил что-то с воза, наверно, давал советы. Ивановский по-прежнему
лежал неподвижно, широко раскрытыми глазами глядя на своего убийцу, и
слезы отчаяния скатились по его щекам. Вот он и дождался утра и встретил
на дороге немцев! Все кончалось глупо, нелепо, бездарно, как ни в коем
случае не должно было кончиться. Что же ему оставалось? Встать? Крикнуть?
Поднять вверх руки? Или тихо и покорно принять эту последнюю пулю в упор,
чтобы навсегда исчезнуть с лица земли?
Он, разумеется, исчезнет, теперь уж ему оставались считанные секунды,
за которыми последует Вечное Великое Успокоение. В его положении это даже
было заманчиво, так как разом освобождало от всех страданий. Но останутся
жить другие. Они победят, им отстаивать эту зеленую счастливую землю,
дышать полной грудью, работать, любить. Но кто знает, не зависит ли их
великая судьба от того, как умрет на этой дороге двадцатидвухлетний
командир взвода лейтенант Ивановский.
Нет, он не встал, потому что встать он не мог, и не вскрикнул, хотя,
наверное, мог бы еще кричать. Он лишь содрогнулся, когда в утренней
сторожкой тишине грохнул одиночный выстрел и еще одна пуля вонзилась в его
окровавленное тело. Она ударила ему в плечо, наверное, раздробив ключицу,
но все равно он не пошевелился и не застонал даже. В последнем усилии он
только сжал зубы и навсегда смежил глаза. С трепетной последней надеждой
он слушал приближающиеся на дороге шаги и думал, что, возможно, еще и не
все потеряно, возможно, и удастся. Какой-то самый ничтожный шанс у него
еще оставался. Медленно, очень осторожно, превозмогая охватившую его новую
боль, он поворачивался на бок, высвобождая из-под тела гранату. И он
освободил ее как раз в тот момент, когда шаги на дороге затихли
поблизости. Он почувствовал под боком тугой, пружинистый рывок планки, и
тотчас неожиданно звучно хлопнул взрыватель. Немец коротко вскрикнул,
очевидно пускаясь наутек, Ивановский успел еще услышать два его отдавшихся
в земле шага и потом ничего уже больше не слышал...
Несколько секунд спустя, когда осела перемешанная со снегом пыль, его
уже не было на этой дороге, лишь небольшая воронка курилась на ветру в
одной ее колее; вокруг на разметанном снегу валялись мерзлые комья земли
да за канавой ничком, разбросав по грязному снегу длинные полы шинели,
лежал отброшенный взрывом труп немца. Повозка с растрясенной по снегу
соломой опрокинулась набок, в упряжке, тщетно пытаясь встать на ноги,
бился крупный гнедой битюг, а по дороге к деревне бежал уцелевший обозник.
|
| |
| |
